Певица неоднократно гастролировала в Петрозаводске как исполнительница аргентинского танго, а в этот раз она приехала с классической программой. В сопровождении Симфонического оркестра Карельской филармонии Сауле спела свой коронный репертуар – арии Моцарта, в программе, названной именем великого композитора – «Amadeus». Исполнить эту программу певицу пригласил главный дирижер Симфонического оркестра Анатолий Рыбалко, зная страсть Сауле к музыке Моцарта.
О Моцарте, любимых и нелюбимых ролях, о танго, путешествиях и ещё раз о Моцарте Сауле Искакова рассказала в своём интервью.
– Сауле, Петрозаводск Вас знает как исполнительницу танго, а в этот раз Вы привезли классическую программу. Почему Моцарт?
Меня пригласил ваш дирижёр Симфонического оркестра Анатолий Иванович Рыбалко, поскольку у нас с ним довольно большой совместный опыт работы в «моцартовских проектах». Почему Моцарт? Он любит музыку этого композитора не меньше, чем я, и знает мою страсть к Моцарту: для меня это композитор номер один.
– Номер один? По каким причинам?
Сложно сказать… Моцарта я довольно много пела, и очень хорошо, как мне кажется, его понимаю. Хотелось бы верить, что и стиль его тоже чувствую. Музыка Моцарта мне многое дала в вокальном развитии, это великолепная школа для любого певца. Если исполнять его достаточно много и подходить к этому каждый раз качественно, то открываются очень большие возможности (технические в том числе) для исполнения другой музыки, как старинной, так и XX века.
Говорили, что Моцарт, как самый лучший портной, мог «сшить» арию певцу так, чтобы она показывала все его достоинства в самом выгодном свете. И певцы бегали к нему, просили написать им концертные арии, даже если они пели в другой опере. У меня в репертуаре было несколько концертных арий, написанных для контратенора или певицы, играющей роли юношей. Я пела такие арии: к примеру, Керубино или Секста из «Милосердия Тита» (как правило, его исполняют меццо-сопрано).
– Какой моцартовский образ Вам ближе по характеру?
В нашем театре я исполняла партию мадемуазель Зильберкланг из «Директора театра» (пока он был в репертуаре) – эдакая талантливая, но довольно мелочная и склочная певица. В опере «Так поступают все» я играю Деспинетту, женщину весьма фривольного поведения. Не могу сказать, что мне это очень близко, но поиграть в это интересно. А люблю я глубоких персонажей, когда можно говорить от всего сердца, до глубины выражая всю свою любовь. Моцартовские персонажи меня влекут прежде всего внутренней чистотой, искренностью чувств, жертвенностью. Я представляю себе, что его музыка тоненькой струйкой вливается в сердце, заставляя его трепетать, сжиматься, и в душе начинает происходить что-то необычное!
Моцарт не изобретал чего-то нового, но как хорошо он знал человеческое сердце, и как гениально он мог передать в музыке все движения души, так тонко, словно под микроскопом. От страсти, отчаяния – до полного смирения перед волей Божьей... Он писал о духе человека, о его нелегком пути, находясь перед выбором? Не потому ли Моцарт будет актуален всегда? Меня поражает то, как Моцарт умел возвыситься в простом сером дне, несмотря на трудный временами быт и всяческие проблемы. Но как в таком сложном мире держать свое сердце и голову в чистоте и свободе от проблем, чтобы писать великую музыку?! Музыку на века.
– Какие образы Вы воплотили в нашем концерте?
Совершенно разные. Илия – плененная принцесса, влюбленная в сына врага, готовая жертвовать собой ради его спасения. В арии отражена ее нежная песнь любви, которую она поверяет природе. Ариетта Сюзанны, написанная для «Свадьбы Фигаро» – шутливая, ближе к народной теме. «Vado,ma dove?» – совершенно потрясающая концертная ария позднего периода: в первой части смятение героини, борьба с несправедливой судьбой, во второй – полное смирение и приятие своего пути.
– Какова задача исполнителя при исполнении Моцарта?
Моя задача – технически сделать все максимально стройно, использовать все свои профессиональные возможности. Но, вы знаете, певца быть не должно – должна быть только музыка. Особенно, если это Моцарт… В его музыке нужно полностью раствориться, там есть и любовь, и доброта, которая все растапливает, и юмор. Как писал Пушкин: «Ты, Моцарт, Бог, и сам того не знаешь»… Именно потому, что его музыка кажется простой, Моцарта исполнять трудно. Должна быть чистота, прозрачность, хорошее владение голосом. Моцарт – как лакмусовая бумажка: певцы поют Верди, Пуччини, а потом берутся за Моцарта и начинаются проблемы.
– Если бы у Вас была возможность, Вы бы пели только Моцарта?
Я и пою, много пою (улыбается). Когда человек занимался долго музыкой одного композитора, он начинает его понимать. А Моцарт, по мнению мастеров – это особые врата: пройдя через них, человек понимает и современную музыку, и старинную. Я бы всем певцам рекомендовала периодически возвращаться к Моцарту – за дисциплиной, за владением голосом.
– Есть ли другая музыка, которая вызывает в Вас такие же, «моцартовские», ощущения?
Я музыкант, я люблю много хорошей музыки. Люблю камерную музыку, и старинную и современную. Выбираю произведения, которые в себе что-то несут… Есть в Петербурге очень талантливый композитор Ольга Петрова, дочь известного композитора Андрея Петрова. Когда-то она написала произведение под названием «Источник» для сопрано, флейты, гитары и струнного оркестра – это «Песнь песней» Царя Соломона, история Суламифи. Музыка современная, довольно сложная, но Ольге словно удалось поймать какие-то музыкальные коды – говорят же, что в музыке они есть, а композитор их считывает. У Ольги получилось что-то потрясающее, глубокое: ты переживаешь невероятное очищение, катарсис! Это одно из самых сильных моих переживаний на сцене.
– Ваша карьера началась с театра «Рок-Опера». Как вы стали солисткой этого театра?
В ЛГИТМиК нас набирали, как специальный курс для этого театра. На прослушивания приходили совершенно разные люди: и без образования, и волосатики с гитарами и черепушками… Это же рок- опера! Педагоги по вокалу разработали экспериментальную программу: сначала мы пели вокализы, русскую песню, пели а капелла, потом советскую музыку, оперетту. Дальше, курса с третьего, нам разрешили петь популярную европейскую музыку, немного оперу... Мне очень повезло с педагогом: Людмила Кагировна Гадживева преподавала эстрадный вокал, но образование у нее было классическое. А я, вот видите, наоборот, начала с эстрады, и пришла в классику. Я до сих пор благодарна ей за хорошую базу.
- С чего начиналась ваша работа в «Зазеркалье»?
С «Городка в табакерке» Сергея Баневича – это прекрасная опера для детей! Я играла балерину-пружинку. Потом был спектакль «Пастушка и трубочист» на музыку Баха: сначала я была овечкой, через два года уже пастушкой (улыбается). Потом «Детский альбом» на музыку Чайковского… Естественно, сначала маленькие роли, потом побольше… Сама развивалась, слушала других, пела мюзиклы, потом романсы. Потом была сказка «Соловей». Как-то наш режиссер, Александр Васильевич Петров, принес клавир оперы Стравинского: «Послушай, сможешь так или нет» – а там в третьей октаве написано что-то такое невероятное! Посомневались… В итоге была написана другая музыка (ее написал композитор А.Никифоров), достаточно сложная для меня на тот момент. Я обожаю этот спектакль! Он до сих пор идет (с 2000 г), это один из лучших спектаклей нашего театра.
– Были ли сложные спектакли?
«Карлик Нос». Я была карликом. Как положено, были и нос, и горб. Я пела своим голосом, хотя композитор хотел тщедушного голоса – отказалась, это же не мультфильм, где один раз озвучил... Пела, согнувшись, так что спине было тяжеловато. Когда надевала на себя все это уродство и ходила в нем, весь театр потешался. На такое не каждая актриса согласится..
– Это была нелюбимая роль?
Не могу сказать, что нелюбимая, скорее, неблагодарная. Ты не находился в положении звезды (говоря о карлике Носе, всегда говорю – он), но страданий на твою долю выпадало прилично. Оценить это могли немногие – это же детский спектакль. Особенно тяжело, если спектакль целевой. Вот приходят дети без учителей: карлик поет балладу о том, как у него разрывается сердце, а дети цинично в тебя чем-нибудь кидают, шумят… «Карлик» шел лет семь, и сначала я работала одна, без замены….
– У Вас, наверное, остаётся совсем мало свободного времени, но всё же, как проводите драгоценные минуты отдыха?
Когда наступает такое время, я танцую аргентинское танго, хожу на милонги, езжу на фестивали, танго-марафоны. Это хороший досуг: ты постоянно знакомишься с новыми людьми. Я очень люблю путешествовать, это счастье – ездить в разные страны, смотреть разные красоты, бывать в музеях, театрах… Люблю бывать на природе.
– Вы живете в Петербурге. В этом красивейшем городе Вами исследовано уже всё?
Конечно, не все. Каждый раз, когда наступает сезон белых ночей, я думаю: какое счастье, что я живу в Петербурге! Бывает, кидаю в сумку бутылку воды, бутерброды, и иду гулять по старым улочкам или куда-нибудь за город, в парки...
– За культурной афишей Петербурга следите?
Да, насколько это возможно. Недавно в Петербурге было несколько интересных выставок: одна из них – «Стиль на сцене», были представлены шедевры модных домов, которые когда- либо делали костюмы для оперных постановок, для балета. Потом приезжала очень интересная выставка Итику Кубота, японского мастера по созданию кимоно. Ему довелось после войны сидеть в лагерях в Сибири, где не было возможности рисовать, он только мог вглядываться и запоминать заходящее прекрасное солнце! Когда знаешь о человеке такое, на его работы смотришь совершенно по-другому. Особенно на то самое кимоно– «Закат солнца»... В театры хожу меньше, больше на концерты, но не так часто как хотелось бы…
– Вы очень активный человек. А есть что-то ещё, чему бы Вы хотели научиться в жизни?
Самое главное – научиться жить осознанно. Не впадать в уныние, когда оно тебя поджидает. Избавиться от страхов. Научиться безусловной доброте. Научиться плавать – не умею до сих пор (улыбается). И, еще одно - встретить человека, который был бы мне близок по духу, и, понимая ценность всего моего творчества, помогал бы мне идти по жизни, неся эту радость в сердце.