Анна-Лиза живет между Англией, Финляндией и Эстонией, и мы некоторое время гадали – к какому переводчику обращаться, но, к нашей большой радости, разговор за кофе пошел по-русски.
– Вы продолжаете музыкальную династию Безродных-Тампере. Всегда ли чувствовали, что быть музыкантом – ваше предназначение? Какова была в этом роль родителей?
Начнем с того, что родители не заставляли меня брать в руки скрипку. Это была моя идея. Рядом все время занимались папа и мама. В общем, получилось нечаянно…
– Как это произошло?
Мама рассказывала, что когда мне было года два, я стояла и не давала ей заниматься, все хотела взять смычок. Она держала скрипку, а я «пилила» по струнам. Вот как-то так и началось. Потом папа поехал на гастроли в Японию и привез малюсенькую скрипочку – одну-шестнадцатую. Конечно, было очень важно: рядом не просто родители, а музыканты-профессионалы. Они меня учили думать о своем развитии самой; никогда не говорили: «Ты должна». Теперь, со временем, я понимаю, насколько мне посчастливилось иметь таких родителей.
– Как Вы, дочь известных музыкантов, скрипачей и педагогов Игоря Безродного и Мари Тампере, представите своих родителей?
Папа для меня – не только папа… Легенда, идол. Его игра – это самое чистое, из того, что я когда-либо слышала. Насколько он был искренний человек, настолько же искренна его игра. Все то, что словами не передать, он передавал музыкой. Если мир можно игрой сделать лучше, то он делал. До сих пор, когда я о папе говорю, в груди теплеет… Он был настолько искренним, теплым, скромным, никогда не ставил первым себя, а именно то, что делал. Мне кажется, нужно всегда об этом помнить, особенно в наши времена, когда пошел уклон в коммерческую сторону, когда на первом месте часто не музыка, а человек, которого можно продать, и материальный интерес.
О маме могу сказать те же слова… Она училась у папы в консерватории, потом стала его ассистенткой, они вместе работали в Академии Сибелиуса – у них был общий класс. Мама до сих пор очень часто концертирует. В России только что была, пару месяцев назад, в Москве…
– Дети музыкантов нередко в детстве оказываются брошенными на попечение бабушек…
И меня тоже оставляли, но это были времена, когда детей нельзя было брать с собой. В первый раз меня взяли с собой на гастроли в 1986 году – мне было пять лет… Потом мы всегда везде были вместе, втроем: папа никуда не ехал без нас.
– Вы учились в классе своих родителей в Академии Сибелиуса. А другие учителя, кроме родителей, были?
Да, конечно. Первая учительница была в Эстонии, в Таллинне - гениальный педагог Иви Тивик. Сложно сказать, сколько поколений скрипачей она вырастила! Маленькому ребенку очень важно сразу поставить руку правильно, потому что потом что-то менять – это катастрофа. Конечно, возможно и это, но трудностей потом намного больше. Потом я учились у папы с мамой… Потом был Лондон.. Но, должна сказать, что педагог, к которому я всегда возвращаюсь, – это мама. До сих пор.
– Мама приезжает на Ваши концерты? Что-то после них говорит?
Сейчас уже меньше говорит, только когда я спрашиваю. Мудрые слова говорит.
Скрипка – трудный инструмент из-за того, что она физически близка к телу. Моя прабабушка была оперной певицей (Дженни Симон - прим. ред.) и всегда говорила, что певцам нужен постоянный отклик от кого-то – ведь сам себя слышишь по-другому. Думаю, со скрипкой то же самое: мы настолько физически близки с инструментом, что постоянно нужен тот, кто скажет, как ты звучишь, со стороны.
– Ваши родители – представители русской скрипичной школы. Скажите, на Ваш взгляд, слышна ли эта школа в молодых русских музыкантах?
Не всегда. Но все зависит от того, что понимать под русской школой. Скажем, у кого учился папа? Его педагогом был Абрам Ильич Ямпольский, величайший профессор, который вырастил поколение невероятных музыкантов – Леонид Коган, Юлиан Ситковецкий, Эдуард Грач… Каждый его ученик был индивидуален. У всех был потрясающий звук, свой подход к музыке, можно было сразу сказать, кто играет, только услышав. Теперь что-то изменилось…
– Хотелось ли Вам когда-нибудь отложить в сторону скрипку? Ведь иногда случаются порывы, когда вдруг хочется заняться чем-нибудь другим…
У меня было немного по-другому. В прошлом году я упала и сломала правую руку. В результате я не играла полтора месяца. На самом деле, это небольшой срок, но до этого я никогда не откладывала скрипку так надолго, никогда отпуска не было. Все время что-то делала, куда-то ездила… Жизнь заставила отдохнуть, и это было очень здорово! Полтора месяца я ходила на выставки, концерты, читала – конечно, трудно было жить с одной рукой, но интересно. После этого изменились и мышление, и техника, надо было обо всем заново думать – я даже играть по-другому стала. Все-таки отдыхать надо, хотя я это очень редко делаю.
– Как любите отдыхать?
Катаюсь на лошадях, хотя в Лондоне это непросто: надо потратить много времени, чтобы доехать до конюшни.
– Один из наших любимых и постоянных вопросов: Ваш самый невероятный концерт?
Как-то, когда я была в Финляндии, позвонили из Лондона и предложили выступить вместо заболевшей солистки – через шесть дней сыграть первый концерт Бруха. Я растрялась. Сказать «да»? Но я этот концерт не играла 15 лет. С другой стороны: это Royal Festival Hall – престижнейшее место! – и один из лучших оркестров Англии. Скажу «нет» –в следующий раз не позовут… Все-таки я согласилась, занималась по 8 часов в день, сыграла. Это был сумасшедший концерт! Жалко было бы, если бы я сказала «нет», потому что это большое счастье – выступить с таком зале с таким оркестром…
– Есть ли страна, город, зал, где которыми особенно приятно выходить на сцену?
Для меня не имеет значения, кто сидит в зале, не имеет значения, где играть. Важно постараться отдать то лучшее, на что ты способен. И неважно, играю я в Карнеги-холл или в Лапландии для пяти человек. Выходить на сцену приятно всегда, с любым музыкантом, ведь каждый раз – это новый разговор.
– Как оцените работу с Мариусом Стравинским?
Мы знаем друг друга довольно долго, даже вместе играли камерную музыку, но я никогда не работала с Мариусом как с дирижером. Оказалось очень приятно, легко.
– Давнее знакомство с Мариусом помогает работать вместе? Или мешает? А может, не имеет значения?
Конечно, помогает. Есть доверие, и это очень важно.
– Мы услышали в Вашем исполнении «Шотландскую фантазию» Бруха... Чем привлекательна эта музыка? Ведь не самое часто звучащее сочинение – скрипичные концерты Бруха популярнее…
«Шотландскую фантазию» действительно мало играют, не знаю, почему. Она такая чистая – не хочу сказать «наивная» (наивность – слово чуть-чуть с негативным оттенком). Музыка очень красивая, «голубоглазая», искренняя, очень похожа на природу Шотландии.
– У Вас есть «свое» сочинение, или сочинение, которое очень хотелось бы сыграть?
Из того, что я часто играла и с чем я чувствую очень близкий контакт – это сонаты Элгара. Хотелось бы сыграть сонаты Шостаковича и Прокофьева. Из оркестровых концертов номер один для меня – это первый концерт Шостаковича, готова играть каждый день, хоть до дня, когда умру… Всегда нахожу в этой музыке что-то новое.
– А современная музыка?
Да, конечно. В Англии, например, современную музыку принимают с большим интересом, есть специальные фонды для новой музыки… Сейчас довольно много талантливых композиторов. Их жизнь еще труднее, чем у других музыкантов. Если композитор не звезда, как прожить? Трудно. Сидеть и писать – а на что жить? Это поразительно.
– Где ваш дом – то место, куда хочется возвращаться?
Я живу между тремя странами, и не могу сказать, где дом… Когда приезжаю к маме в Финляндию, чувствую, что там все родное, там детство. Наверно, дом – это не страна, не город, а какое-то особое место, которое нужно создать самой.
– Если представить дом мечты: что там будет обязательно?
Студия, где можно заниматься до трех ночи!