В репертуаре Александра Тростянского более 60 концертов для скрипки с оркестром, большое количество камерной музыки, произведений композиторов XX в., некоторые из которых ему посвящены – и он постоянно учит что-то новое, потому что любит разнообразие и неповторимость. География выступлений артиста тоже очень обширна: более 80 городов и населённых пунктов нашей Родины, 30 стран мира. Пресса давно окрестила его «выдающимся скрипачом современности», «с безупречной интонацией и серебристым тоном, он артист с большим будущим…» (Jan Biles, "Journal-World", Lawrence, USA). «Тростянский в высшей степени одарён; музыкант, ведомый своим инструментом и одновременно ведущий за собой» (David Denton, "The Strad", England).
Александр Тростянский любит бывать в Петрозаводске. С нашим городом и Симфоническим оркестром его уже давно связывают не только профессиональные, но и крепкие дружеские отношения. Поэтому после концерта, состоявшегося в Карельской филармонии 29 января, скрипач с радостью согласился поехать на гастроли в Санкт-Петербургскую Академическую филармонию имени Д.Шостаковича.
Мы пообщались с Александром Борисовичем с удовольствием, потому что очень приятно не только слушать его игру, которая, безусловно, вызывает массу впечатлений, но и просто разговаривать с этим музыкантом. Разговаривать о любимой скрипке, которая вопреки предрассудкам, совсем молодая, о маленьком секрете, который помогает налаживать контакт с непокорным инструментом, а ещё о разнообразной музыке и о том, что на сцене может быть важнее этой самой музыки…
– Александр Борисович, вы по-особенному держите скрипку, без «моста». С какой целью?
Приспособление, которое называется «мост» – это замечательное изобретение человечества, благодаря нему скрипка очень устойчиво держится на плече, но все-таки это некий маленький костылик. Тем, кому он необходим, костыль помогает ходить, а тот, кто научился ходить без него, чувствует себя гораздо свободнее.
Несколько лет назад я убрал «мостик» между мной и скрипкой, меня прельстил момент близости другого уровня: захотелось чувствовать себя ближе к скрипке, стремиться слиться воедино, убрать границу между инструментом, технологиями, движениями рук и тем, что ты слышишь внутри себя. И потом – мне было страшно любопытно: все великие скрипачи прошлого (Хейфец, Коган, Ойстрах, Стерн, не говоря уже о Паганини, Сарасате и Венявском) играли без «моста». Кто-то для опоры подкладывал подушечку, я поддерживаю скрипку большим пальцем.
– После того как отказались от этого маленького костылика, почувствовали разницу?
Первое время меня учили совсем иначе держать скрипку – была такая опора, что я мог левую руку опустить совсем, размахивать ей, ноты переворачивать, а когда это исчезло, появилось ощущение, что скрипка может выпасть. Скрипка легкая, никаких физических проблем ее удержать не составляет, но все время балансировать с ней на большом пальце, а другими еще играть… Это требует сноровки. Недаром сравнивают музыкантов с циркачами!
Положение скрипача вообще страшно неестественно, попробуйте так простоять хотя бы 15 минут, а мы полжизни так поводим.
– Вы раскрываете свои секреты студентам?
Я играю на скрипке с восьми лет, уже тридцать три года, из них всего два года играю без моста. Это мало, и я до сих пор ищу. Когда я начал играть без него, то не нашел в методической литературе подробных указаний, как это делать. Пришлось самому доходить до всего, и, когда у меня все технические представления улягутся, я не поленюсь и напишу про это.
Своих студентов я этому не учу – пока сам не разобрался. Я знаю, как хорошо и качественно играть с мостом, пусть они пока овладеют этим. Счастье не в том, чтобы играть с мостом или без моста, на тех или иных струнах – играть надо нормально.
– Что значит – «нормально»?
Чем дольше я живу, тем больше обращаю внимание на то, что кто-то из музыкантов мне нравится, кто-то нет, и это настолько мало связано с тем, попадает он в ноты или нет, более или менее красивым звуком играет. Люди приходят в зал не за этим, а за неким личностным посылом. Это важнее. Идеальнее, чем на диске, не сыграешь: там можно все подчистить, смонтировать… А когда выходишь из зала и в тебе пульсирует энергия, которую дали музыканты – вот это самое главное.
– И все-таки, чем можно помочь студенту? Как ему расти?
Уметь воспринимать мир, быть открытым окружающему миру, не заштамповаться. Воспринимать текущую секунду. Люди даже в обычной жизни (а в музыке тем более) находят набор поведенческих реакций, исполнительских приемов и на этом довольно успешно живут всю жизнь. Или менее успешно. А есть те, кто всю жизнь учится, все время меняются, все время удивляются – такова Ирина Бочкова, мой профессор. Ей 77 лет, и она до сих пор учит новые произведения… Это ценнее всего. Надо быть молодым, открытым жизни.
– Многие музыканты стараются достать старинный инструмент. Вы же, я знаю, играете на скрипке современного мастера. Какая она, ваша скрипка?
Эта скрипка была сделана специально для меня 13 лет назад московским мастером, тогда малоизвестным. Я попробовал скрипку его работы, и мне настолько она понравилась, настолько понравился мастер как личность, что я заказал ему скрипку для себя.
К инструменту современной работы есть некоторое предубеждение: звучит простовато, неизвестно, как он будет звучать через несколько лет и так далее… У музыкантов есть свои стереотипы на этот счёт, «молодые» инструменты не расхватывают как горячие пирожки.
– У вас нет подобных предубеждений?
Я вообще стараюсь избегать предубеждений. Я допускаю, что старинные инструменты звучат иначе, но что есть лучше, что есть хуже? Дело вкуса. Современные инструменты – просто другой привкус. Моя скрипка хорошая, замечательная, я ее люблю, мы друг друга многому научили, но это не предел мечтаний. Понимаете, я не случайно так сказал: хороший инструмент учит музыканта. Тембральные возможности у такого инструмента настолько широки, что музыкант сначала теряется, а потом учится пользоваться этим тембром. Старинная скрипка богаче, опытней, и сейчас мне уже начинает хотеться чего-то еще.
– Наш город для вас в череде других или чем-то отличается?
Ваш город ассоциируется с теплыми воспоминаниями, и, приезжая каждый раз, я их оживляю.
– С какими чувствами вы поехали с нашим оркестром на гастроли в Санкт-Петербург?
Идею принял с радостью. Сейчас гастроли провинциальных оркестров стали проблематичными, вывезти огромный коллектив стоит очень дорого. Мне приятно, что для Петрозаводска я не просто заезжий музыкант, а некая избранность. Я это так воспринимаю, и мне страшно приятно.
– Два концерта за три дня – насколько сложен такой график для вас?
Я скорее не люблю играть в одном и том же зале два концерта подряд – не люблю играть одинаково, а в одном и том же зале приходится что-то специально выдумывать. Сейчас же все-таки разные залы, другая публика, день перерыва – оркестр тот же, но это не будет калькой. Концерт ответственный, зал – один из лучших в России, поэтому, чтобы сбросить нервное напряжение и оставить только то, что я хочу донести – даже хорошо, что концертов два.
– Как выбирали программу?
Мы обсудили несколько вариантов. Петербург предлагал Второй концерт Прокофьева – мне сразу не очень хотелось его играть, это достаточно популярный концерт, а я люблю новенькое и интересненькое… Есть серия гениальных концертов для скрипки, которые в нашей стране все крутятся и крутятся, а есть огромный пласт очень хорошей музыки, достойной быть представленной слушателю, которую совсем не знают… Я стараюсь выучить и показать то, что мне самому нравится, показать там, где это оркестры способны «взять». Не все любят новое учить, это трудно, надо искать партии, появляются настроения вроде «кому это надо кроме нас?», «публика не придет, кто такой этот Бернстайн?» Слава Богу, что тут я нашел понимание, и среди возможных вариантов были Берг, Бриттен и Бернстайн – не самые часто исполняемые концерты.
– У вас нет настроений «кому это надо»?
Я много играю современной музыки (хотя Бернстайна современным уже называть нельзя) и точно знаю, что неподготовленная публика приходит на концерт, с сомнением смотрит в программку, видит там имена Щедрина, Шнитке, Бернстайна, Бартока, а потом сама себе удивляется, насколько это ярко, интересно и понятно. Если правильно подать.
– Часто учите новые произведения?
Учу постоянно. Не к каждому концерту, но через концерт – точно. В сольном концерте бывает всегда два-три новых произведения. Вот в начале февраля открывается Малый зал консерватории, у меня будет сольный вечер: в отделении одно сочинение – московская премьера, а другое – мировая. Оба для меня написаны: большая виртуозная Соната для скрипки соло Евгения Щербакова, моего давнего друга. Второе сочинение написала Татьяна Сергеева (я давно ее просил что-нибудь для меня написать), это тоже Соната, но для скрипки и фортепиано. А второе отделение будет развлекательное –американская музыка «гершвинского разлива».
– Есть ли мечта что-то сыграть, а руки все не доходят?
У меня целая стопка нот, которые я хочу выучить, когда у меня появится время. Можно ведь перечитывать старую книжку и, если книжка хорошая, что-то постоянно в ней находить, но когда кругом столько новых книжек, хочется разобраться в них. Так и композиторы: музыкальный язык у каждого отличается, и разобраться в нем очень интересно.
