Владислав поет о любви – нежной, трогательной, вечной, и это чувство находит отклик душах публики. Доказательство тому – аншлаги на концертах Владислава Косарева в Карельской филармонии.
– Вы покорили петрозаводскую публику еще на первом своем концерте в декабре. Женщины смотрят на Вас с нескрываемым обожанием. Насколько сложно каждый раз «держать марку»?
Мне радостно слышать, что мое творчество, исполняемые мною песни, которые мне самому очень дороги, находят отклик в женских душах. Собственно говоря, для этого я на сцену и выхожу. Я не преследую никаких коварных целей понравиться женщинам, которые приходят на мои концерты. Я… просто пою!
Когда ты приезжаешь с концертом уже не в первый раз, людей, так же как и прежде, надо радовать, удивлять, поднимать настроение, вселять в них силы и желание жить. Как-то в одном из интервью мне задали вопрос: «Что самое сложное в вашей профессии?». Так вот, самое сложное – выходить на сцену и петь лучше, чем в прошлый раз.
– На сцене Вы безумно обаятельный, и наверняка знаете об этом. Скажите, а Вы «сознательно обаятельный» или это само собой получается?
Когда я выхожу на сцену, я испытываю искреннюю любовь к каждому человеку, который сидит в зале. Если этого нет, то и смысла выходить и петь нет никакого. Думаю, я по-настоящему живу и по-настоящему счастлив только тогда, когда я - на сцене и чувствую единение с залом. Так что, наверное, обаяние возникает само собой.
– Запомнилось, как в первый приезд на песне «Очарована, околдована» Вы выходили в зал и дарили девушке розу… Это продуманный момент или импровизация родилась перед выходом?
В любом концерте всегда есть соединение каких-то подготовленных вещей и импровизаций. Я просто хочу доставить людям радость, поэтому внезапно дарю сидящей в зале незнакомой женщине цветы. Или приглашаю танцевать и дарю бутылку шампанского – так было с песней «Королева красоты». Это же здорово! Человек пришел на концерт, и вдруг произошло такое чудо: незнакомый артист из Москвы немножко пошалил…
– Часто ли так шалите?
Вообще шалить на сцене люблю. На самом деле, это так прекрасно, когда в процесс концерта вовлекаются зрители, ломается какой-то барьер между артистом, стоящим на сцене, и зрителями, сидящими в темном зале. Тогда возникает ощущение, что мы сделали его вместе, вместе с теми людьми, которые пришли в зал. Знаете, что самое приятное в моей работе? Выходишь петь первую вещь, и видишь: в зале у большинства людей потухшие глаза, а когда концерт заканчивается – люди светятся изнутри. В такие моменты я по-настоящему счастлив и даже усталость после долгого концерта практически не ощущается и…понимаешь, что сегодняшний день был прожит не зря.
– Случалось уходить под стук своих каблуков?
(смеется). Нет, такого, чтобы меня провожали зловещей тишиной или гнилыми помидорами, не было. Одна из причин, по которым я достаточно поздно вышел на сцену – я очень самокритичен. Я долго принимал решение - петь. К сожалению, сейчас на сцене очень много посредственных певцов, и мне не хотелось быть одним из них.
– Максимально трезво оценивали свои возможности?
Трезво их всегда сложно оценить… Самокритика иногда мне очень сильно мешает. Но с другой стороны, поскольку внутри у меня есть какая-то система ценностей, я стараюсь ее всегда придерживаться. Поэтому, как мне кажется, пока я зрителя не огорчал.
– Думаете когда-нибудь связать карьеру с театром?
Я об этом периодически думаю, потому что это очень хороший опыт, но пока не стремлюсь. У меня еще очень много работы как у камерного певца. Во-первых, я еще не набрал достаточно репертуара, а во-вторых, мне надо довести до идеального состояния свою вокальную технику.
– С какими инструментальными составами Вы обычно выступаете?
Мой основной состав, с которым я работаю в Москве и иногда выезжаю в близлежащие регионы – ансамбль солистов оркестра русских народных инструментов ВГТРК под управлением Виктора Смолия.
Очень люблю сотрудничать с Оркестром кинематографии под руководством Сергея Ивановича Скрипки. Это потрясающий коллектив, каждый раз, когда они меня приглашают – это огромный праздник: я знаю, что за две репетиции и один концерт получу от этих людей невероятное количество информации, позитива, энергии.
Мне очень нравится работать с народными оркестрами. Я люблю русскую песню, хочу, чтобы она звучала так, как бытовала века назад, чтобы она не была только шутовской, скоморошьей, а была глубокой, искренней. Чтобы, слушая русскую песню, любой человек мог где-то на генетическом уровне почувствовать гордость от того, что он - русский.
Есть отдельная камерная программа, в которой я работаю с пианисткой Татьяной Солнышкиной и гитаристом Виталием Кисем – мы часто видим их в программе «Романтика романса» телеканала «Культура».
Сейчас я аккуратно подбираюсь к новому составу: готовлю интересный проект, в котором русские народные песни, казачьи песни будут звучать в современной обработке. Но не в «электронно-попсовой», а с элементами рока, джаза…
– Откуда идет симпатия именно к народной песне? Вы многое поете – эстраду, военные песни, но народная песня преобладает…
Не преобладает, но занимает очень большое место. Наверно, потому, что я - русский человек… И потом, все мы родом из детства, вся моя «недопетая» русская песня – оттуда. Я застал еще время, когда свадьбы в деревнях гуляли по нескольку дней, гуляли не под магнитофон – просто пели все вместе «Ой, то не вечер», «Туман яром», «Вьюн над водой», «Распрягайте, хлопцы, коней»…
Еще очень сильны впечатления от моей бабушки, которая была уникальной русской женщиной. Она пережила и оккупацию, и послевоенную разруху, подняла свою семью, помогла детям и внукам… Бабушка преподавала немецкий язык в школе, но всю жизнь параллельно вела кружок русской песни. Она знала огромное количество русских народных песен, в том числе и песен с языческими корнями. Знала все куплеты в «Хас-Булат удалой» и «Когда б имел златые горы», а их там бесчисленное количество – она все знала! Этот дух, какой-то непередаваемый словами, я от нее впитал. Недавно вспомнил фразу, которую бабушка сказала незадолго до смерти: «Дети, когда будете меня хоронить, вы не плачьте, не надо. Просто пойте русские песни».
– Так получается, что в Вашей семье были певцы?
Профессиональных не было. Просто все в роду, особенно по материнской линии, пели очень хорошо. У моего отца потрясающий лирико-драматический тенор. Когда мы собираемся за одним столом, меня не слышно – он перекрывает мой голос в два раза. Отец всю жизнь проработал на заводе, он прошел путь от рабочего-станочника до начальника цеха. Ручищи огромные! А мог бы стать очень хорошим певцом.
– Аналогичную историю рассказывал Лучано Паваротти про своего отца… Родные гордятся тем, что в семье есть Артист?
Отец постоянно смотрит «Youtube», какие записи с концертов появились. На концертах иногда сидит и плачет. Это очень трогательно.
– Вы ведь родом из Смоленска, верно? Часто выступаете в родном городе?
Не поверите: еще ни разу там не выступал. Как-то не складывается… Может, мне надо быть настойчивее, может, местное руководство филармонии пока не проявляет большой инициативы… Спел бы на родине с удовольствием!
– Когда-то легендарная солистка нашей филармонии Сиркка Рикка выступала с программой «Песни народов мира»: она пела народные песни разных стран на языках оригиналов. Возникала ли у Вас идея сделать программу такого рода?
Честно сказать, не возникала. На данный момент, не думаю, что лично мне это было бы интересно. Мне кажется, что спеть по-настоящему искренне именно народную песню возможно, только если ты вырос в культуре этого народа, впитал ее дух…Если бы у меня появилось лишнее время, я бы больше поискал древних языческих славянских песен, древних церковных распевов или казачьих песен…
«Песни народов мира» – это замечательно, но, поверьте мне, если современный слушатель захочет услышать народную французскую песню, то он либо придет на концерт французской певицы, либо купит ее диск. Если мы захотим послушать русскую песню, мы же не поедем в Германию слушать хор эмигрантов пятого поколения, а лучше включим хор Свешникова или Александрова. Надо гордиться тем, что ты - русский, гордиться тем, что у тебя великая история и великая культура, которую мы, в лучшем случае, знаем на десять процентов.
– Действительно так мало?
Почему-то во всем мире принято гордиться своими национальными корнями. Посмотрите, до сих пор не прошла волна интереса к кельтской музыке. А как гордятся Балканы Бреговичем и Кусторицей, как гордятся тем, что они сербы, хорваты, македонцы! А русские… У нас, простите, либо кабак, либо лубок, либо что-то, сильно напоминающее русский фольклор, но только издалека: баба в кокошнике, рядом прыгает баянист, все сверкает – только к русскому фольклору это не имеет никакого отношения.
Слава богу, сейчас еще остались фольклорные коллективы, которые живут на копейки, но несмотря ни на что, поддерживают традицию: ездят в экспедиции, что-то собирают, обрабатывают, поют, дают концерты. Передача «Играй, гармонь!» на «Первом канале» идет до сих пор. Но кто будет в это время смотреть «Первый канал» в воскресенье в полдевятого утра? Никто. Зато если вы приедете в Германию или Францию, то среди огромного множества телевизионных или радио каналов точно найдете несколько этнических, где звучат свои родные национальные мелодии. А у нас это вроде как живет, но мы все равно как Иваны, не помнящие своего родства. Поэтому я очень люблю ездить по России и петь с оркестрами русских народных инструментов. На удивление, получая мизерные деньги, эти оркестры живут и находятся в очень хорошей профессиональной форме. У нас, как всегда, все держится на энтузиазме.
– Как работалось с оркестром «Онего»?
Замечательно. Во второй раз уже чувствовал себя более уверенно, уже как к своим приехал. Геннадий Иванович Миронов – совершенно уникальный человек, кладезь оптимизма, жизнелюбия, шуток, историй… И при этом он – потрясающий профессионал: все, что касается оркестра, его дирижерской работы, делает безукоризненно. А с профессионалами приятно работать – сам у них многому учишься.
– Специально для Вас пишут музыку? Скажем, в жанре современного романса?
Специально для меня никто еще не писал. Вообще, тема современных композиторов и поэтов – тема сложная. Молодежь пишет хорошую коммерческую музыку, на которой можно заработать. Сейчас проще продать попсовую мелодию и примитивный текст. Скажем, «Ноктюрн» Бабаджаняна не может быть фоновой музыкой, которую слушаешь, когда пылесосишь квартиру – ее нужно внимательно слушать, понять, прочувствовать. Это та музыка, до которой я, как исполнитель, буду расти до конца своих дней.
Бывает так, что сталкиваешься с какими-то современными произведениями и понимаешь, что неинтересно их петь. Они, в лучшем случае, такого же уровня, как и ты – а хочется петь музыку, за которой надо тянуться и певцу, и слушателю. Хочется тратить свое время на музыку, которая будет жить вечно и не важно, в твоем исполнении или нет.
Недавно открыл для себя еще одну потрясающую советскую песню, ее спела Людмила Гурченко, на «Песне года-86»:
Что знает о любви любовь?
В ней скрыт всегда испуг.
Страх чувствует в себе любой,
Если он полюбил вдруг.
Возьмите эту песню про Любовь и любую современную песню про «любовь» и почувствуйте разницу.
– А как же романс «Петербургская княжна», который Вы поете? Ведь он современный?
Да, современный. Очень красивый романс, о какой-то неземной любви… Я услышал, как его исполнял один петербургский певец, и меня этот романс «зацепил». Хотя я долго не мог понять его концепцию: о чем третий куплет? Но потом после долгих размышлений вдруг тайна этого романса открылась! Несколько лет назад мне повезло, я спел удивительную песню «Петр и Феврония», которую написали специально для Дня Семьи, Любви и Верности. Очень хороший светлый праздник, который появился у нас в 2008 году.
–Вы можете «загореться» романсом, если мелодия не очень тронула, а текст замечательный?
Знаете, не было в моей практике такого, чтобы я «закрыл свои уши» на интонации, идущие вразрез со словом. Я изначально выбираю себе в репертуар вещи, которые оставили след в душе. Бывает так: услышу песню, хожу и мучаюсь – я должен ее спеть. Есть много хорошей музыки, но я не пою ее – не потому, что она плохая, а потому, что она мне не близка. Как в жизни: вы общаетесь с близкими вам людьми, а есть огромное количество милых людей, с которыми отношения не складываются. Так и с произведениями, они тоже живые.
– Сами не пробовали писать музыку на любимые стихи?
Несколько раз я подступался, но не рискнул. Понимаете, надо иметь такой же глубокий талант мелодиста, как талант написать такие стихи. А портить высокую поэзию какими-то банальными оборотами не хочется… если вдруг на меня снизойдет озарение, и внутренний ценз это пропустит – может, я и рискну. Но, скорее всего, этого не будет.
– Есть ли в Вашем репертуаре песня, которую Вы могли бы считать своим портретом?
Их будет несколько: «Королева красоты», «Ноктюрн» Бабаджаняна, «Что знает о любви любовь», «Женщина в окне», «Выйду на улицу», «Ой, то не вечер», «Да в саду дерево цветет». Вот такое сочетание.